ЖИЗНЬ В РОССИИ
Полно детей – счастье заливает детские площадки, несмотря на иногда вспыхивающие ссоры, льющиеся слёзы; у Андрея и Маши родился третий, и устойчивая компания на время сократилась: пока не до гуляний.
…плоский штык зла, всаженный в тело народа, сильно расслоил его – метафизический штык, разумеется, о последствиях действий которого можно рассуждать, но его нельзя увидеть.
Богатые особняки, мир закрытый приёмов, где паркеты из различных пород драгоценной древесины, блестят, и огни отражаются в них.
Тут же обговариваются сделки – в огромных кабинетах, в массивных креслах, дымя сигарами на манер италийских мафиози сидят властные, мнящие себя всемогущими, потягивают коньяк, обсуждают миллионы…
Сколько-то их, ушедших на сторону, приводят к шумному процессу, и проигравший оказывается на зоне: мало кто знает, как он живёт там – в России вполне возможно комфортное житьё и в земном отделение ада.
Пандора открыла ящик вторично – но вылетевшие из него пороки были злее, зубастее, и прикусывали людей напрочь, но не насмерть.
Жизнь на инстинктах сулит грязевые потоки, они и текут, хлещет ненависть, злоба, алчность пенится, пузырясь, и банки возвышаются слонами в зоопарке городском – выяснить бы ещё кто наблюдает за оным…
Либерализм превращается в источник дохода, патриотизм – в него же; партийные горлопаны горазды орать, суля невозможное, получая свои барыши.
- А вот в Советском Союзе…
- Мама, не надо идеализировать. Тогда было плохо, сегодня – очень плохо. А хорошо в России никогда не было.
…грошовый хлеб, великолепные песни, развитая наука, добросердечие, страх, дефицит – все мешалось.
- Помнишь, как в Эстонию ездили? И всего-то за тридцать рублей…
Десятирублёвая монетка, найденная на улице, не поднимается – то ли дело советский червонец: красный такой, самодовольный, сулящий покупки.
А детей много – детские площадки полны.
Детки считают, что Рафаэль и Донателло – черепашки ниндзя.
Сколько б ни твердил отец малышу про художников, тот всё о своих черепашках.
Муки поэта, выхлёстывающего себя за край, не кончаются результатом: стихи прекрасны, но… для чего они теперь?
Напечатают где-нибудь, денег – ноль, признание условно, а лучшая собеседница – бутылка.
Разваленные НИИ и лаборатории; торгующие всем, чем можно учёные…
Жизнь в России на контрастах, инстинктах, злая, нервная, точно разорванная.
И блестящая золотом, корыстная церковь, ко Христу имеющая такое же отношение, как общественное устройство – к демократии.
ВЕРНУТЬСЯ БЫ…
Закипающая в интернете бездна: дама пишет, захлёбываясь, в одной из социальных сетей – меня сглазили! Помогите! Порча!
Магические салоны, где блистают хрусталём, просвеченные светом шары, горят, подрагивая копьеца свеч, из-за икон торчат пучки сохлых трав (скелеты бедных), и странная атрибутика свешивается с потолка в полумраке.
Доходный бизнес.
Жизнь, закрученная на инстинктах и страстях, жизнь вокруг денег, яростная, исключающая сострадание, добро, совестливость приводит к плачевным результатам.
Захлёбывающийся в интернете вопль – помогите! Погибаю!
Никто не поможет.
Полно такого в социальных сетях; полно искривлённых мозгов и покалеченных душ; и объёмы повреждений увеличиваются в геометрической прогрессии…
Тошно ото всего…
Сам начинаешь думать – а вдруг и впрямь то, что кажется бредом, реально существует?
Вдруг?
Вдруг?..
Вернуться бы в детство, в роскошную коммуналку в центре Москвы, к молодым папе и маме; к чудным дворам, свежему, так сладко пахнущему снегу…
Мальчишка лет восьми сидит за отцовским столом, и, болтая ногами, иногда взглядывая на заснеженный двор, пишет в тетради в линейку сказку…
У стены пианино – огромное, точно готическое, чёрное, с завитками и украшениями; и мальчишка, закончив сочинять, садится разучивать заданное приходящей домой учительницей.
Раздадутся два звонка – значит, к ним, и, открыв, входную дверь, впустишь Алёшу Сазанова, который предложит пойти гулять, потом попросит что-нибудь сыграть, и ты сыграешь какую-то простенькую пьеску…
Новый год скоро, повезёте на санках ёлку, что чернеет в подсвеченных снегом потёмках, и лапы её пружинисто покачиваются…
Вернуться бы во время, где инстинкты не бушевали, ничем не сдерживаемые, где понятий «психоз» и «социофобия» не было вовсе…
Вернуться бы…
