КИНО ИЗ ЖИЗНИ

Дикие Хозяйки

РОДИТЕЛИ

Родители свод созидают
Незримый, но крепкий, как соль.
Ребёнку окрест угрожают
И страхи, и ямы, и боль.

Комок, сгусток плоти – ребёнок,
Он помнит вселенной слои,
Не зная реальности…
Тонок
Плач рвётся – мольбой о любви.

Родители силой любви и
Творят свод незримый, как навь.
И он отражает любые
Невзгоды, ненужные нам.

…как с папой гулял, вспоминаю,
И с ним говорил обо всём.
Я прошлое перебираю –
То вспыхнет янтарным огнём,
То брызнет лазурной водою.
Родители! Слово – как свод.
Какою б ни шёл я тропою,
Он помощь святую даёт.


МАМА

Мамино детство калужское
Мне не представить никак.
Семья, полагаю, дружная,
Но война наводила мрак.

Мой дед, мамин папа, в первые —
Пограничник — погиб дни войны.
Представляю его сквозь нервное
Марево тьмы и вины:
Вины и своей, и всеобщей,
Метафизической то есть.
Жизнь нищей была и тощей,
Нищей — но длилась повесть.

У мамы сестра и брат,
В эвакуации с бабушкой
Были сто лет назад.
А после калужский сад:
Дом старый и сад — как набожный:
Помню — как всеми ветвями
Всевышнему он кадил.
Незнаемое столь с нами.
Сколь сердцу хватает сил.

В пятидесятых мама
Учиться уедет в Москву.
Прошлое — штука самая
Сложная — я живу,
Ибо я связан с прошлым.
Пищевой институт —
И мама идёт по тропам —
Тропам учёбы тут.

Певица Матова маму
Прописала тогда у себя.
Код рода не втиснешь в раму,
Историю рода любя,
Будучи благодарным
За то, что ты есть…
Отец
Талантливым был и ярким.
Симфония двух сердец —
У Матовой он учился,
Познакомился с мамой тут.
В 67 я родился —
Матовой в том же маршрут
Завершился…
И вся жизнь мамы
Жизни грешной, моей
Посвящена — иль драмы
Подобье?
Игра теней,
Иллюзий — и я, ничтожный…
Как папа, умер давно!
Как
незнаньем своим уничтожен
Я очень многого… Но
Как будто смотрю кино
Из жизни любимой мамы —
Великой, дарующей жизнь.

Мама, есть чёрные ямы —
Но выйдем к свету, держись!


ОТЕЦ

1

Отец, я знал тебя насколько?
Ответ не представляю сам.
И дней моих мелка фасолька:
Суп — из — текущих по усам.

В многоквартирном жили доме
Мы в коммуналке — велика.
Ищу я данных в первом томе
Судьбы — она издалека.

Когда-то здесь жила певица
И знаменитою была.
К ней папа петь ходил учиться —
И опера его влекла.

Жила у той певицы мама —
В каком не помню я родстве.
Тут с папой встретились.
Тут яма
Незнанья моего.
В Москве
Тогда сплошные коммуналки…
Отец певцом не стал, увы.
Был физиком, работал ярко,
И знал все улочки Москвы.

И часто мы бродили с папой
Коленчатыми — хороши.
И по асфальту вёл я палкой,
И радовался от души.

И всю страну отец объездил,
И книжником изрядным был.
И рано умер. Сколь исчез он?
Я веру поздно ощутил.

А папа в пятьдесят с немногим
Скончался — было мне тогда
Так мало — девятнадцать.
Строгим
Мой папа не был никогда.

Лежал в гробу, лицо так строго.
Мне девятнадцать. Папа стар —
Тогда казалось. А дорога
Моя в начале. В общем — старт.

Как мало прожил — понимаю.
Сегодня — папа! Сколько с ним
Мы не договорили, знаю,
Поскольку сам я стал седым.

Он физик был — и он же лирик,
Он путешественник, атлет.
А я — поэт подпольный, мистик.
А папа верил или нет?

Как много с папой говорили,
Раз начал рано я читать.
О вере никогда. Но были
Советские — что тут сказать?

Мои все интересы папа
Так стимулировал всегда!
Монеты, марки. Даже кассы
Театров вспомню иногда.

По «букам» с папою ходили.
Таинственные в полутьме
Мерцали книги. Ту купили.
На лыжах мчали по зиме.

Отец! Ты жив, я ощущаю!
Раз в снегопаде я тебя,
Увидел — было… Понимаю —
Так шутит острая судьба.

Я шёл за человеком — мнилось
За папою: договорить
Мне шанс даётся — будто милость,
И дальше по-другому жить.

Но не было такого шанса.
Шёл снег. Насколь я знал отца?
В пустое серое пространство
Вопрос втыкаю без конца…


2

Мы жили в огромном многоквартирном доме, составленном из коммуналок; в доме со скрипучими полами и потолками столь высокими, что мне, ребёнку, они казались небесами в миниатюре… Дом находился возле метро Новослободская — надо было нырнуть в подземный переход и пройти немного влево, и вот он вставал, как древняя крепость, жёлтый, длинный — всего лишь пятиэтажный, но очень высокий…

Некогда в этой квартире жила Матова — заслуженная артистка Большого, лучшая Аида 30-х годов, ныне совершенно забытая; она прописала у себя маму, когда та приехала учиться в институте — приехала из Калуги, откуда и Матова была родом, но в каком родстве мама состояла с нею — не знаю… А у Матовой частным образом ходил брать уроки пения отец: тут они и познакомились…

Детство отца прошло в тесной квартирке, в домике в Хохловском переулке; прошло отчасти в переулочной, шумной, мальчишеской жизни с драками и футболом…

Много ли я знаю об отце? Он был блестящ: физик, путешественник, объездивший весь Союз — мир манил, и как бы не раскрывался, всё равно был интересен каждым нюансом. Отец — обладатель профессионального баритона и нескольких разрядов по разным видам спорта, библиофил и филателист, знавший всё на свете, как мне казалось; отец, умерший в 52 года — мне, тогда 19-летнему, мнилось - это возраст…

Бесконечные прогулки с отцом — по привлекательной, переулочной, такой богатой в нюансах Москве; бесконечные разговоры — о сути, сути всего: о книгах, идеях… никогда о вере и Боге; я так и не знаю, что отец думал, чувствовал в этом плане.

Кадры воспоминаний: вот папа учит меня читать, я скорчился над «Чёрной курицей» Погорельского и буковки, вроде знакомые, никак не складываются в слова, точно сопротивляются — никак мне не одолеть премудрость что ли? Отец мягок и терпелив, и далеко, далеко мне ещё до школы.

Гуляем с отцом в Екатерининском ныне — как назывался тогда? — парке, и плавные утки рассекают жидкое стекло пруда, и батон захвачен предусмотрительно.

А вот папа вернулся домой, и достаёт маленькую записную книжку, и говорит заговорщицки: «Смотри какие!» — и страницы книжки переложены марками, и радуга расцветает легко.

Мы переехали потом на ВДНХ, в отдельную квартиру; и я рос, интересуясь многим, но чем бы ни увлекался я — отец тут же стимулировал и направлял интерес. Эти походы по «букам», где таинственная полутьма озарялась доставаемой букинистом редкостью! Театральные страсти, когда билеты добывались с переплатой, и обсуждалась долго потом физика и ткань представленья; монетные и марочные чёрные рынки с разнообразием лиц и предметов…

Сколь ты во мне, отец, так и не узнанный мною?

Сколь мы не договорили с тобой?..

Александр Балтин
член Союза писателей Москвы
автор 53 книг (включая Собрание сочинений в 5 томах)
свыше 2000 публикаций в более, чем 100 изданиях России, Украины, Беларуси, Башкортостана, Казахстана, Италии, Польши, Словакии, Израиля, Якутии, Эстонии, США
лауреат международных поэтических конкурсов
стихи переведены на итальянский и польский языки
разместил(а)  Филимонова Дарья


Коментарии

Добавить Ваш комментарий


Вам будет интересно: