Портному надоел его ишак. Решил продать, приобрести помоложе.
Ишака купил медник – и что же? Медник стал богат – не трудом своим, но волшебством, таившемся в теле животного. Когда тот кричал, золотые монеты сыпались из воздуха. Он ловил их горстями и ликовал…
Продавец воды – из тех, что возглашают в толпе – зайдя по делу к портному, сообщил тому о богатстве медника.
- Не может быть! – не поверил портной, и отправился посмотреть.
Ишак кричал, и монеты сыпались.
- Нет, - возопил портной, - я продал тебе только скотину. Деньги мои.
- Мои, - воскликнул медник. – Ибо раз мой ишак, то и моё, всё, что с ним связано.
И, схватив ишака, они повели его к судье. Но судья развёл руками – такие дела ему не приходилось решать.
И вот разбогатевший медник и по-прежнему бедный портной предстали перед ликом султана. Страшная стража возвышалась у трона, и на кривых мечах играло солнце.
- Все чудеса могут в этой стране принадлежат только одному человеку мне, - сказал султан, и ишака тотчас забрали.
Более того, шах повелел вернуть всё золото, что возникло волшебным образом. То есть медник вышел таким же бедным, как портной.
- Что ж, - сказал он, - Слава Аллаху я ещё не забыл своё ремесло.
Продавец воды устал от собственных криков.
- Вот бы, - мечтал он, - люди сами подходили и брали воду.
Что-то щёлкнуло в воздухе, верблюды с тюками товаров прошли мимо. Люди устремились к продавцу воды. Воды им надо было много, ибо жара царила тяжёлая, густая.
Он сбивался с ног, бегал за новой водой, потом воскликнул:
- Пусть будет, как раньше, пусть подходят только те, кто услышит мой голос.
И стало.
И ишак кричал, но не сыпалось золото.
- Заговорит!
- Никогда!
Они заспорили, что можно верблюда научить говорить. Заключили пари.
Торговец поставил всё своё – не малое состояние. Другой торговец потирал руки, в предчувствии выигрыша. Они обговорили сроки.
Тот, кто ждал новых денег, вернулся домой, и сел есть.
Он ел много, думая о том, сколько ему достанется, он ел и ел, и никак не мог остановиться, и… упал мёртвым, объевшись.
А второй торговец, праздно учивший верблюда говорить, узнав об этом, вздохнул свободно.
- Всё равно верблюд никогда бы не заговорил. И что меня понесло спорить?
В застенке палач, тараща зенки, пьёт воду. Он терзал столь многих людей, что перестал реагировать на стоны боли.
Он возвращался домой, ел, и заваливался спать. И ему ничего не снилось.
Однажды, ему приснилось всё же – как режут его, жгут, скручивают…
Он стал странствующим дервишем…
Дервиши, медники, портные, султаны.
Базары, крики торговцев воды.
Дворцы, поднимающиеся в небо, и мечети, чьи минареты, кажется, взлетят сейчас.
Марево.
И надо всем – хитрая улыбка Ходжи Насреддина…
ВОСТОЧНЫЕ МАКСИМЫ
1
Верблюда можно выучить говорить, только, если умрёт шах.
2
Изумруд души ценнее зелёного изумруда – но он не для продажи.
3
Твёрдость алмаза не гарантирует твёрдости воли его обладателя.
4
Скука шаха – от всевластия; попытка ограничить его – чревата бездной.
5
Мудрость дервиша выше слов, ибо слова – что камни на земле, глубин под какими не видно.
6
И палач способен осознать греховность своего ремесла – и сделаться дервишем.