Жизнь стала ярче советской? О, во много раз – поглядите на огненного всадника рекламы, несущегося над городом! Полюбуйтесь небоскрёбами в центре Москвы – чем вам не Нью-Йорк? Ну, Сидней – в крайнем случае! А сколько сверкающих ресторанов и кафе! Сколько банков – этих слонов современной жизни и городской архитектуры!
Жизнь стала заманчивей? Во много раз: деньги так и манят всюду, везде; переливаясь траурной лентой соблазнов, зовут они молодых: запутайтесь скорее в шикарной ленте!
Какая тут классика! зачем она? Помилуйте, изношенность классики очевидна!
Исступлённое богоискательство Достоевского соотносится с современной жизнью, как средневековые споры о количестве чертей, способных поместиться в угольном ушке.
Тяжеловесные вещи Толстого, исследующие – постепенно и во всех нюансах – развитие души не вписываются в эпоху рваного, клипового мышления.
Гончаров? Замедлен и вял.
Лесков? Тут вообще архаика…
В общем, изношенность русской классики ясна – если грязную пену наших дней принимать за чистую воду.
Однако, исследования Достоевского и Толстого, их спуски в человеческие глубины в принципе не подлежат обветшанию, как не подчиняется оному жизнь, в какие бы цвета она ни была раскрашена.
Свет, идущий от больших книг, может затмить сверкание рекламы – но это временная победа последней, ибо, оставаясь наедине с собой, серьёзно болея, подходя к последнему рубежу, любой принуждён к спускам в себя – и классики могут облегчить этот спуск.
Видимая изношенность русской классики, учитывая её нынешнюю не популярность, такой же внешне-фальшивый признак современности, как церковный официоз, якобы имеющий какое-то отношение к подлинности христианства.
Церковь возглавляет Христос?
Помилуйте, как-то сложно поверить, чтобы он согласился возглавлять оное денежно-властное земное учреждение – это столь же реально, как и все утверждения из ряду: классика мертва, классика не нужна, и проч.
Сдуйте грязную пену, сдуйте её всем лучшим, что есть в ваших душах, и всё станет ясно – как денный свет.
