…25 июля 1980 года умер Владимир Высоцкий…
Когда отмечается юбилей известного в стране человека, обычно люди сравнивают такое событие со своими личными или семейными датами. Вспоминают, грустят – эх, было время, да сквозь песок утекло. А какой народ тогда жил! Как работал, как любил, как пел и как смерти не боялся!
Семидесятилетие Владимира Высоцкого всколыхнуло и мою память. Что же такое особенное, близкое роднит и объединяет меня с этим человеком? Что? Мне ни разу не удалось попасть на его концерты, хотя в Самару он приезжал. Фильмы с его участием смотрела всегда с внутренней дрожью, ликованием и печалью. Еще тогда мне казалось, что такие, как Володя, долго не живут.
Почему-то рядом с ним мне виделся образ моего отца. Наверное, скорее всего, потому, что он воевал, а у Высоцкого такие потрясающие, бьющие в самое сердечное сплетение песни. И даже не песни, а баллады, сказания, гимны, реквиемы… «На братских могилах не ставят крестов, и вдовы на них не рыдают…». А какой щемящей грустью наполнена его песня-посвящение «Он не вернулся из боя»!
В ту пору я часто встречалась с фронтовиками, готовила материалы об их жизни, фронтовых испытаниях. И, чтобы настроиться на боевой лад, перед тем, как браться за перо, включала старенькую «Дайну», и с заезженных пленок звучал и звучал его хриплый, натужно-протяжный голос. Голос-набат, похожий порой своей интонацией на голос нашей деревенской плакальщицы Андриановны, папиной старшей сестры. Муж ее Николай погиб в первый же месяц войны, оставив на ее руках четверых детей. Когда в дома односельчан приходили похоронки, а хоронить было некого, тогда приходила Андриановна и вместе с домочадцами оплакивала убиенного, горюя и о своем солдате.
«Наши мертвые нас не оставят в беде, Наши павшие - как часовые... Отражается небо в лесу и в воде, - И деревья стоят голубые...» - этим четверостишьем открывался мой репортаж, посвященный скорбной дате - очередной годовщине начала Великой Отечественной войны. Он так и назывался «Они не вернулись из боя…» Тогда я писала: «Строки этой знаменитой, до боли щемящей песни Владимира Высоцкого вспоминались в эти дни не только нами, молодыми, не только теми, кто прошел войну. Они, мне кажется, звучали в полный голос, как поминальная молитва в этот скорбный день нашей благодарной Памяти по убиенным на полях брани».
Листаю сборник стихов и песен этого талантливого композитора, поэта и певца, и меня буквально притягивают к себе строки его военной тематики. Откуда в этом человеке, которого военное лихолетье задело только краешком, такая провидческая сила, такая неистовая молитва за тех, кто не смог вернуться из боя, кто шел в смертельную атаку в штрафных батальонах?! Он знал наверняка и предсказал своими стихами – придет время, и мы с горечью скажем его же словами:- «Мы не успели, не успели оглянуться, а сыновья, а сыновья уходят в бой».
Еще эпизод, связанный с именем Высоцкого. Казань.1974 год. Сдаем госэкзамен по немецкому языку. Слава Богу, свалили! На радостях идем в общагу пединститута, где квартирует мой коллега и сокурсник Виктор Котов. Берем водочки, селедку, картошка в мундире уже доходит в закопченной кастрюльке. Усаживаемся вокруг стола. Ну, по первой! Мне – душистого чаю, другого покрепче нельзя. Ношу под сердцем своего первенького. И солененькое тоже куплено по моей просьбе.
Вдруг Виктор срывается, врубает радиоприемник. Загадочно улыбаясь, ставит на диск небольшую пластинку. «Кто сказал, что земля умерла, нет, она затаилась на время…» - под эти рвущую сердце мелодию мы просидели всю ночь. Пели вместе с Володей. Вспоминали другие его песни, роли, что-то еще очень важное, связанное с его именем.
Накануне мы всем курсом журотделения КГУ побывали в Доме молодежи на концерте Евгения Клячкина, ленинградского барда. О, как тогда мы его слушали, как внимали его песням, в чем-то перекликающимся с песнями Высоцкого! Тогда Женя тоже был не в фаворе, и это роднило, сближало двух талантливых исполнителей, поэтов и композиторов. Может быть, с той поры и просочилась в память старшего сына энергетика бардовских песен, оттого влажнеют его глаза, когда слушает наши старые магнитофонные записи.
…Москва 80-х годов. Очереди везде и буквально за всем. Покупаем обои для квартиры, которую мы только что получили, как многодетная семья. Тут же отправляем рулоны по почте, и раскрепощенные выходим на улицу. Из динамика «Икаруса» доносится голос экскурсовода. Ага! До поезда мы еще успеем покататься по столичным достопримечательностям. Но, оказывается, нас везут только на Ваганьковское кладбище. Кто-то поясняет, что как раз туда и надо ехать ради того, чтобы побыть на могиле Высоцкого. Почти в сумерках добираемся до места, заранее сожалея о том, что наверняка похоронен где-нибудь в глубине кладбища, и мы можем не успеть…
Обычные ворота с массивными кирпичными оштукатуренными столбами. Какая-то пристройка, куда рабочие в этот вечерний час сносили метлы, лопаты. Тишина. Покой. Пестрой разномастной толпой вываливаемся из автобуса и… замираем. Неподалеку от входа гора цветов, почему-то очень много гладиолусов, нежно-розовых, алых. Не только могильных холмик, но и рядом, метра на два все укрыто цветочным покрывалом. И над всем этим убранством его темная фигура. Поэта. Певца. Музыканта. Человека.
Сначала показалось,- тело его сдерживают плотные, струящиеся пелены. Как Христа… И лицо его, успокоенное, вроде бы не протестует… И все же, все же… Глубокая складка между бровей, губы, изогнутые в полуулыбке или недопетой фразе, кажущаяся смиренность… Нет! Он и тут себя не сдержит, не притаится в сладко-липких стишонках, чтобы угодить тем, кто наверху, кто смертельно его боялся все двадцать лет, пока он жил, говорил, играл, пел, творил Правду и только Правду.
У нас не было цветов. У нас не было времени, чтобы подольше побыть там, с ним рядом. И в суете будней, а затем и лет могла стереться из памяти эта картина, ан, нет, бьется в памяти упрямой ниточкой.
Он умер в таком же возрасте, как и мой отец. Он ровесник одной из моих старших сестер, которая по характеру во многом схожа с Володей Высоцким. Прямодушная и горячая в делах и работе, очень музыкальная и чуткая к чужой беде. С его песнями уходил на службу мой брат-двойняшка Коля. Там, с гитарой-неразлучницей, ему легче служилось и работалось вместе с друзьями - стройбатовцами на сооружении корпусов ВАЗа. Наблюдая как-то за его игрой, отметила интересную деталь - он бьет по струнам в манере Высоцкого. Только голос у брата звучит более певуче, звонче, и песни его он исполняет на свой манер.
Странная штука. Хороший человек всегда кого-нибудь тебе напоминает, оттого становится ближе и понятней. Так вот, были у меня двоюродные братья, те самые дети убитого на войне солдата Николая Мамонова и вдовы-причитальщицы Прасковьи Андриановны, которые после армейской службы привезли в деревню песни Высоцкого. И пели они их, как народные.
И мы их разучивали, когда ехали гурьбой на сенокос. Там, в полуденной дреме, после жаркой работы звенели в тени ветел гитара и голоса Володи и Пети - моих певучих деревенских бардов. «Что-то кони мне попались приверрредливые…» - выводили они с хрипотцой. Наш колхозный конюх, фронтовик дядя Ваня Чеканов, шкондыляя на деревянной ноге вокруг коновязи, умильно поглядывал на приморенных зноем коняшек и незлобиво возражал: «Можа, у вас они привередливые, а мои смирные. Пойте, пойте, робяты, уж больно за душу берет, язви ее. Слезу прошибает!»
