Балтин
Валентин Берестов был добрым сказочником из чудесной сказки, которые редко-редко рассказывает жизнь.
Добро и знание – единственное человеческое богатство, и чем раньше люди осознают это, тем вернее придут к всеобщему саду. Ещё праведность, конечно. Но – много ли вы встречали праведников?
А Валентин Берестов был сказочник – и… кто сказал, что праведность не входит составляющим элементом в эту специфику?
Знал её – невозможно было не знать, ибо знаменита была, и даже в девяностые, когда поэзия оседала, точно массивная, никому теперь не нужная башня, разрушалась, превращаясь постепенно в ничто – Казакова сохранила известность – знал, читал, и вот познакомились в доме Ростовых, где тогда помещался Союз писателей Москвы, в кабинете, чья помпезность звучала былым величием – фальшивым отчасти, но всё равно весомым. А сама Римма Фёдоровна была проста в общении, резковата иногда, но не зло – своеобразно, легко резковата.
Нервная и порывистая, вибрирующая, как ветка вербены на ветру – или, как строчки её стихов, - она виртуозно совмещала руководство Союзом, сочинительство, выступления – и, будто помимо поэтического дара, обладала волшебным даром парения, - когда реальность ясна, и вместе её свинцовость не затягивает душу…
И ещё Казакова горела не-равнодушием, непримиримостью ко лжи, которая, проникнув теперь во все поры жизни, готова уничтожить и саму жизнь… либо превратить её в нечто мутно-склизкое – с чем никогда не примирится подлинный поэт.
Портному надоел его ишак. Решил продать, приобрести помоложе.
Ишака купил медник – и что же? Медник стал богат – не трудом своим, но волшебством, таившемся в теле животного. Когда тот кричал, золотые монеты сыпались из воздуха. Он ловил их горстями и ликовал…
Продавец воды – из тех, что возглашают в толпе – зайдя по делу к портному, сообщил тому о богатстве медника.
В Сретенье умер крёстный. Попытка увязать странствия души со смертью в основные церковные праздники – не более, чем предрассудок, и тем не менее…
Он был брадат, жизнелюбив, подвижен, весел. Рыбак и грибник, он мог забавно говорить репейнику: «Ну! Отпусти!»
Босым, бывало, ходил по лесу.
