ПЛАВАНЬЕ-ПОЛЁТ
Паруса, как мускулы литые,
Будто бесконечность впереди.
Выпуклые волны и цветные –
С бирюзою каждая в груди.
Всякий порт играет колоритом,
С радугой ведя шикарный спор.
Корабелы жить не будут бытом,
И мещанский лад для них – позор.
В острова колено упираясь,
Парусник получит передых.
К приключениям охватит зависть
Книжного мальчишку из седых.
Возраст книг – мощь баобаба: возраст
Человека пожилого мал.
Но фантазии потребен хворост
Впечатлений: цвет любого ал.
Краснокожих нечего бояться –
В крайнем случае, они убьют.
Из телес гостей готовы яства,
Коль чреват всегда людской маршрут.
Книжного коацервата бездна
Новой жизни нам не посулит.
Парусник, презрев любые беды,
Над волною быта полетит.
Стрелы в мачты попадали точно,
При Лепанто закипала кровь.
Раненые ругань слали сочно
В небеса, чью не понять любовь.
Леопарды Африки рычали,
Эритрея золотом звала.
От валов борта судьбы устали,
Цветом став, как старая смола.
Плаванье отложишь на мгновенье,
Чтоб вернуться к вещему, ему.
Важно лишь вперёд и вверх движенье,
Лишь полёт опровергает тьму.
* * *
У камина, глядя на огонь,
Час провесть, и два. Тебе спокойно.
Лопаются адским воем войны –
Мчит над всеми ярый, чёрный конь.
Ничего, всё пламенем сгорит,
В дымоход уйдёт, седея, дымом.
И не зря ты вырос нелюдимым.
Рыжим золотом огонь блестит.
У камина час и два сидеть,
Наблюдать, как рушатся поленья.
Как империй миновавших тени
Возникают, отрицая смерть.
Золотом оранжевый огонь
Тигра мне напоминает мощно.
Иль из языков возникнет роща,
Отвергая жизни серый фон.
Иль курчавый клоун призовёт
Никогда не плакать в мире оном.
Нет камина у меня. И вот
Я мечтаю об огне злачёном.
Я мечтаю, и гляжу в окно –
Дождь сереет, угнетает время.
Скудно в жизни, скудно и темно,
Лишь мечтанья дарят мне варенье.
* * *
Радуга по луже растеклась –
Пролитый бензин играет синим,
Плавное разнообразье линий
С красотой налаживает связь.
Золотистый ободок блестит,
И букет сиреневый играет,
Цвет насыщен, как в пределах рая,
Что во сне не раз видал пиит.
Нежно-зыбкой зелени волна
Переходит в красное мерцанье.
Северное будто бы сиянье
Плоскостью дано – и глубина
Цветовая: веер глубины –
Точно обозначенное чудо.
Тут рубины счастья, изумруды,
Чаши блеском солнечным полны.
* * *
Антрацитовые Стикса корни
Ствол воды чернеющей дают.
Вряд ли человеческие козни
Обещают за чертой уют.
Серебром сверкающая Лета Душам предлагает питие, Чтоб забвенье – формой анти-света – Прошлое замглило бытие.
Хром Харон, и мрачен, будто тени. Цербер злобой прорастает в мир – Тот, где нисхожденье поколений Превращает линию в пунктир.
Ибо лестниц восхождений мало. Царь Аид величествен весьма, Тел ему не интересно мясо, Ибо душ сбирает закрома.
Олимпийцы, получив отставку, Стиксом клясться не хотят теперь. Словно мир дописывает главку Разочарований и потерь.
Серебром сверкающая Лета Душам предлагает питие, Чтоб забвенье – формой анти-света – Прошлое замглило бытие.
Хром Харон, и мрачен, будто тени. Цербер злобой прорастает в мир – Тот, где нисхожденье поколений Превращает линию в пунктир.
Ибо лестниц восхождений мало. Царь Аид величествен весьма, Тел ему не интересно мясо, Ибо душ сбирает закрома.
Олимпийцы, получив отставку, Стиксом клясться не хотят теперь. Словно мир дописывает главку Разочарований и потерь.
* * *
Эндокринная система
Совершенна, как дворец.
В атласе сияет схема,
Но гипофиз – сам мудрец.
По каналам в нас триремы Гормональные плывут. Йод – значительная тема, Щитовидной сложен труд.
Поджелудочная – мощный Сгусток сил, резервуар. Иль надпочечники мозга Изучают циркуляр?
…Для чего корпишь, убитый Собственным стихом, над ним? Жить нельзя корягой быта, Важен высоты режим.
Славно трудится гипофиз. Крови цифровой напор Пишет жизнь твою, как повесть, Что наполнит твой же взор.
Аметистовая Лета В глубине телесных руд. Стикс гудящей крови – это Тела даденный сосуд.
Эндокринная система Византийского дворца Совершеннее, и тем я, Тень строки стерев с лица,
Зачарован, сохраняя Код истории в себе. Лимфа плещет золотая, Строк судьбы не объясняя – Слишком ведомы судьбе.
По каналам в нас триремы Гормональные плывут. Йод – значительная тема, Щитовидной сложен труд.
Поджелудочная – мощный Сгусток сил, резервуар. Иль надпочечники мозга Изучают циркуляр?
…Для чего корпишь, убитый Собственным стихом, над ним? Жить нельзя корягой быта, Важен высоты режим.
Славно трудится гипофиз. Крови цифровой напор Пишет жизнь твою, как повесть, Что наполнит твой же взор.
Аметистовая Лета В глубине телесных руд. Стикс гудящей крови – это Тела даденный сосуд.
Эндокринная система Византийского дворца Совершеннее, и тем я, Тень строки стерев с лица,
Зачарован, сохраняя Код истории в себе. Лимфа плещет золотая, Строк судьбы не объясняя – Слишком ведомы судьбе.
РЕКВИЕМ ПО А. РЕМБО
Атмосферу раскалив стихом,
В африканские уехать земли,
Прошлое отбросив, будто ком,
Не сказав грядущему: приемлю.
Менелику дел торговых плюс
Очевиден, прочее – неважно.
А поэт не знает: Я боюсь –
Словосочетания, хоть башню,
Что построил, развалить готов.
Реквием по гениальной боли.
Сгусток остающихся годов
Скучен, пресен и того не боле.
Баррикады, тропы и Верлен -
Всё отсечь: вино, любовь, трактиры.
А талант, по сути, это плен,
Но свободных нет в державе мира.
Атмосферу раскалив стихом,
От стиха мятежно отказаться.
Корень глубины тому знаком,
Кто ни с чем не захотел смиряться.
* * *
При Лепанто, или на Моравском
Поле… Погибал я много раз.
Проходил слои, играл с пространством –
Неужели я живу сейчас?
Мчатся кони. Отокар повержен, Торжествует вновь священный Рим. Жизнь смерть прободает острым стержнем, И убитый телом недвижим. Где душа?
Кипит вода от крови При Лепанто, корабли трещат. О Господней думал я любови, Въевшися рукой в эфес меча. Странствовала по пространствам смерти Бедная и сирая душа. Но законов не постигла тверди, Сложностью законов тех дыша.
Мчатся кони. Отокар повержен, Торжествует вновь священный Рим. Жизнь смерть прободает острым стержнем, И убитый телом недвижим. Где душа?
Кипит вода от крови При Лепанто, корабли трещат. О Господней думал я любови, Въевшися рукой в эфес меча. Странствовала по пространствам смерти Бедная и сирая душа. Но законов не постигла тверди, Сложностью законов тех дыша.
* * *
Сочится гной воспоминаний.
И… где же золото их взять?
Не правда, что ярмо страданий
Способно душу осветлять.
А впрочем, правила, какие
Определяют жизнь, от нас
Сокрыты – сложные, благие:
Не выяснишь в последний час.
* * *
Писать – как бритву Оккама
Тупить и разрушать.
А Гамлет с флейтой около
Стола стоит опять.
На флейте Оккам старый нам Сыграет принцип свой. Что мудрости он ставленник: Сие – само собой.
Без надобности сущности Вновь множащий поэт – Не ведающий тучности За сим грядущих бед.
Шифруются знамения, Чтоб нам не разобрать. Не разберу ступени я, Ведут какие в рай.
На флейте Оккам старый нам Сыграет принцип свой. Что мудрости он ставленник: Сие – само собой.
Без надобности сущности Вновь множащий поэт – Не ведающий тучности За сим грядущих бед.
Шифруются знамения, Чтоб нам не разобрать. Не разберу ступени я, Ведут какие в рай.
